БЕЛОВОДЬЕ
Представления о "счастливых странах", существовавшие в России, имели разнообразные — восточные и европейские — источники. По степному коридору, простиравшемуся от пустынь Центральной Азии до Дуная с древнейших времен двигались волны кочевников: скифы, сарматы, гунны, хазары, печенеги, половцы, монголы. Последняя волна относится к XVI-XVII векам, когда в приволжских степях начали расселяться калмыки. К этому времени относится русская колонизация юго-восточной Сибири — русское население входит в контакт с бурятами, ойротами, алтайцами.
Уже в XI веке на русский язык была переведена хроника Григория Амартола, затем появилось "Сказание об Индийском царстве", "Хождение Зосимы к рахманам", "Александрия", "Слово о Макарии". ("Макария" по-гречески "блаженная страна").Во всех этих и некоторых других книгах рассказывалось о далекой сказочной стране Индии и ее счастливых жителях — рахманах (брахманах).
В "Сказании об Индийском царстве", восходящем к "Посланию пресвитера Иоанна", широко распространенному в средние века в Европе, повествовалось о некоем христианском государстве, расположенном где-то в Индии. В русском переводе "Сказания" говорилось: "Правит в царстве Иоанн-Поп... нет там ни татя, ни разбойника, ни завистливого человека, земля полна всяких богатств". (В. Истрин. Древности.т.1.1895).
Интересен спор, который в середине XIV века вели тверской епископ Федор и новгородский архиепископ Василий. Федор, в полном соответствии с развитой христианской доктриной, утверждал, что земной рай "только мыслен", духовен. Возражавший ему Василий, утверждал реальное существование земного рая. Доказывая, он не только ссылался на литературу о "рахманах", но и приводил случай, произошедший с новгородскими купцами — Мстиславом и его сыном Иаковом. Буря долго носила по морю их ладьи и прибила к высоким горам. "И видел на горе той Деисус написан лазорием чудным — не человеческих рук творение... И на горах тех ликование и веселие, гласы вещающие". (ПСРЛ XXI) Это северное православное предание во многом схоже с ирландской легендой "Плаванье Майль-Дуйна".
Еще одним важным фактором, оказавшим влияние на представления о "счастливых странах", бытовавших в России, была собственно славянская мифология, о которой нам, к сожалению, известно очень немного. В наибольшей мере ее влияние выявлено в легенде о Китеже, очень популярной в старообрядческой среде. Особенно любили подобные легенды те толки и согласы старообрядчества, идеология которых складывалась под влиянием социального протеста. Об одном из таких согласов — "бегунах" — Салтыков-Щедрин писал: "Они переходили из деревни в деревню, "взыскуя вышнего града" и скрываясь от преследований властей. Помещики называли эту секту "пакостною", потому что одним из ее догматов было непризнание господской власти". (Пошехонская старина).
В легенде о Китеже говорилось, что город этот во времена Батыя был "сокрыт" от монголов; по одной версии он находился на дне озера Светлояр, откуда иногда слышался колокольный звон, по другим — под холмами на берегу этого озера, по третьим — остался на прежнем месте, только стал невидим для непосвященных. Невидимым Китеж будет оставаться до конца царства Антихриста, под которым старообрядцы подразумевали Никона и его последователей.
Китеж "Повести и взыскания..." — земля праведная, но отнюдь не благословенная, там можно и "многие скорби претерпеть", и даже "гладом умереть". Но кроме легенд, окрашенных старообрядческим аскетизмом, существовали и другие: пастушок случайно попал в Китеж, там его накормили столь вкусным хлебом, что мальчик не удержался и попытался вынести кусочек на землю, однако на земле хлеб обратился в гнилушку, в наказание за ослушание мальчик дорогу в Китеж забыл навсегда. (Меледин. "Москвитянин" 1843. ч. VI.N11). Эта легенда роднит Китеж со "счастливыми странами".
Светлоярское озеро было объектом поклонения. "На норы" к Светлояру принято было собираться в ночь на 23 июня (канун Ивана Купалы), обрядность поклонения Китежу во многом соответствовала купальской — деревья украшались образками, на воду спускались щепочки с прикрепленными к ним горящими свечками, собирались целебные травы. Купала, как умирающий и воскресающий бог, на зиму, очевидно, удалялся в свою страну (славянский аналог античной Гипербореи). (Комарович В.Л. Китежская легенда. М-Л, 1936) Известно, что такого рода страны изобиловали травами, приносящими здоровье и молодость.
"Береза, стоявшая у родника возле озера, завалилась так, что под корни можно было пролезть. Вот один мужик и полез туда. Видит — место светлое и на том месте сидят старцы светлоликие и крестьянские дела разбирают, и деда своего он узнал. Дед погрозил ему пальцем , и тут птица с клювом напала на мужика и всего так исклевала, что он насилу дорогу назад нашел" (Блинкова и др. "Советская этнография.N4.1973). Слово "Светлояр" является почти калькой санскритского "Шветадвипа" — "светлый остров".
С очень большой долей вероятности можно предположить, что Светлоярское озеро было сакрализовано задолго до монгольского нашествия как один из "входов" в чудесную страну Купалы (одновременно и страну мертвых).
Кроме китежской легенды существовали и другие — от достаточно рационалистических рассказов о "городе Игната", до совершенно фантастических слухов о всеобщем переселении на реку Дарью с "сытной водой и кисельными берегами". Где-то в конце XVIII — начале XIX века был создан "Путешественник Марка Топозерского", в котором описывался путь в Беловодье и рассказывалось о тамошней жизни. "Путешественник" указывал путь через Красноярск и Китай в "Опоньское" (Японское) царство, которое лежит посреди "окиян-моря" Беловодья. "Там есть 179 церквей ассирийского языка, патриарха православного, антиохийского поставления... В тамошних местах татьбы и воровства и прочих противных закону не бывает. Светского суда не имеют, управляют народы и всех людей духовные власти. Тамошние же деревья равны с высочайшими деревами. Во время зимы морозы бывают необычайными с расселинами земными. И гром и земли сотрясения немалые бывают. И всякие плоды бывают, родится виноград и сорочинское пшено (рис). Злата и серебра у них несть числа, драгоценного каменья и бисера драгого у них весьма много. А оные Опоньцы в землю свою никого не пущают и войны ни с кем не имеют". (Литературу по этой теме см. Мельников П. Исторические очерки поповщины. М. 1864; Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды. М. 1967; Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. М.1977). В 1903 году в "Записках РГО по отд. этнографии" (т.XXVIII, в.1). было опубликовано описание чуть ли не кругосветного путешествия, которое совершили три уральских казака в поисках Беловодья. (Один из них Г.Т. Хохлов, и описал их дорожные приключения). Повествованию было предпослано предисловие В.Г. Короленко. Казаки эти принадлежали к секте "никудышников". "Это слово, - говорит писатель, - происходит от наречия "никуда" и обозначает на Урале людей, которые не признавая современного священства греко-российской церкви, не присоединяются также ни к одному из поповских старообрядческих согласий". Для нас важно, что слово "никудышник" является почти точной калькой с латинского слова, обозначающего жителей "Утопии". Короленко пишет: "Их настроение, которое переносит мысль на несколько веков назад и кажется таким архаичным, есть — и это следует помнить — настроение и мировоззрение огромной части русского народа".
Короленко был не первым, кто обратил внимание на это свойство психологии русского крестьянства (не только старообрядчества). В третьем томе "Войны и мира", описывая настроения крестьян села Богучарово, Толстой писал: "Одно из таких явлений, проявившееся лет двадцать тому назад, движение между крестьянами этой местности к переселению на какие-то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда-то на восток. Как птицы летят куда-то за море, стремились эти люди туда, на юго-восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли на дороге, многие вернулись назад сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины".
"Простолюдины наши доселе вспоминают о какой-то счастливой стране, где реки медовые и молочные, а берега кисельные", - писал большой знаток русского фольклора А.Н. Афанасьев.
ОТРЕЧЕМСЯ ОТ СТАРОГО МИРА
В пьесе Горького "На дне" старец Лука рассказывает про "одного человека, который в праведную землю верил. В той, дескать, земле — особые люди населяют, хорошие люди! Друг дружку они уважают — запросто-просто — помогают, и все у них так славно-хорошо! И вот человек собрался идти, праведную землю эту искать! На свою беду встретился он однажды с ссыльным ученым (дело было в Сибири). Сейчас ученый раскрыл планы, разложил... Глядел, глядел — нет нигде праведной земли! Искатель счастливой земли ученого побил, а сам повесился".
Языческая вера "простолюдина", предполагавшая индивидуальные поиски обетованной земли, спасовала перед "ветхозаветной" верой ссыльного интеллигента в коллективное строительство "нового мира".
В начале 1918 года в поэме "Инония", посвященной ветхозаветному пророку Иеремии, С. Есенин скажет:
Проклинаю я дыханье Китежа
И все лощины его дорог.
Я хочу, чтоб на бездонном вытяже
Мы воздвигли себе чертог...
Радуйся , Сионе,
Проливай свой свет!
Новый в небосклоне
Вызрел Назарет.
Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера — в силе,
Наша правда — в нас!
"Левый марш" Маяковского прямо перекликается с "аристократом" Н.М. Языковым!
Там,
за горами горя —
солнечный край непочатый.
За голод,
за мора море
шаг миллионный печатай!
Нетрудно вспомнить:
Там, за далью непогоды
Есть блаженная страна...
Оба поэта используют "языческую" образность, но совершенно ясно, что "там" находится не в пространстве, а во времени. Языков назвал свое стихотворение "Пловец" (одиночка ?!) Прошло сто лет и выражение "шаг миллионный" уже не воспринималось, как поэтическая гипербола.
Конец XIX, начало ХХ века — время, связанное с огромного значения экономическими и политическими событиями в истории нашей страны. За это время ветхозаветная парадигма обетованной земли, еще полвека назад бывшая достоянием узкого круга интеллигенции ("Так вы все-таки верите в Новый Иерусалим? — Верую, - твердо отвечал Раскольников"), стала элементом массового сознания. В Западной Европе эти процессы прошли чуть не на 500 лет ранее, еще в средние века. Конечно, рецидивы случались и позже, но прививка была сделана, и поэтому они (за исключением, пожалуй, Германии) давали о себе знать в более легкой форме. В России такой "прививки" не было — народные движения у нас по-прежнему ориентировались на "настоящего" ("доброго") царя.
Идея "Нового Иерусалима" неотделима от мессианских настроений и архетипически, и логически. С точки зрения мифа, Новый Иерусалим мог возникнуть только в результате всеобщего преобразования всего мира, в результате окончания старого ("плохого") времени и наступления нового. С точки зрения логической, существование страны, где мечи перекованы на орала, невозможно среди мира, наполненного злобой и ненавистью.
Во времена средневековых массовых движений каждая хилиастическая секта претендовала на мессианскую роль, но такого рода настроения были характерны только для членов данной секты, а не для населения всей территории, на которой она действовала. После падения Византии Россия стала единственным православным государством, в результате чего граница конфессиональная совпала в ней с границей национальной и государственной. Знаменитая "Пушкинская речь" Ф.М. Достоевского, в которой он говорил, что именно России суждено "изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону", была с одинаковым энтузиазмом встречена всеми кругами образованного общества.
Русский империализм, использовавший тезис о Третьем Риме, немало способствовал распространению мессианизма среди всех слоев населения. Тютчев в стихотворении, символически озаглавленном "Русская география", писал:
От Нила до Невы, от Ганга до Дуная
Вот царство Русское <...> И не пройдет вовек,
Как то предвидел Дух и Даниил изрек.
Безусловно, еврейский пророк Даниил имел ввиду вовсе не Россию. Но поскольку евреи Христа не приняли, эстафету "избранного народа" приняла "истинно православная" Русь.
В момент революции эти идеи стали массовыми:
Радуйся, Земля!
Деве твоей Руси
Новое возвестил я Рождение.
Сына тебе Родит она...
И снова Маяковский:
Сегодня
в рай Россию ринем
... ... ... ... ...
Иван
через царства
шагает по крови,
Над миром справляя огней юбилеи.
(150 000 000) Совсем другой и по настроениям, и по биографии поэт Николай Клюев в это же время писал в "Красной газете":
Бедуинам и желтым корейцам
Не будет запретен наш храм.
... ... ... ... ...
Жильцы гробов, проснитесь!
Близок Страшный Суд
И Ангел-истребитель стоит у порога!
Ваши черные белогвардейцы умрут
За оплевание Красного Бога.
Христос "с кровавым флагом" (Блок), Иван, шагающий через царства по крови, "хвала пулемету, не сытому кровью" (Клюев), — революция осознавалась как Апокалипсис и приветствовалась.
Гораздо позже Маяковский написал стихотворение "Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и людях Кузнецка". Важно, что Хренов — не вымышленное лицо, а реальный знакомый поэта, строитель. "Счастливая страна" выглядела несколько необычно:
...сидят в грязи рабочие...
...подмокший хлеб жуют...
Не правда ли, это напоминает хрестоматийно известную "Железную дорогу"? Оба автора описывают тяжелое положение рабочих в период "первоначального накопления". Но для Некрасова железная дорога была не более, чем экономический объект, и поэтому перед ним вставал вопрос о цене, которую люди за это должны платить.
Для Маяковского же Кузнецкстрой — дорога в рай, объект религиозного поклонения. При таком подходе вопрос о цене, как известно, не ставится. (Сам Хренов, очевидно, попал в мясорубку 30-х годов, так как в Полном собрании сочинений Маяковского 1939-49 годов его имя не упоминается).
ЭПИЛОГ
В конце 1918 года в Петрограде была поставлена "Мистерия-буфф", "героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи".
Автор — В. Маяковский.
Режиссер — В. Мейерхольд.
Художник — К. Малевич.
Последней картине мистерии была предпослана авторская ремарка: "Обетованная страна. Огромные, во всю сцену ворота. Ворота размалеваны в какие-то углы, на которых слабо намечаются углы и площади земных местностей. А наверху, над забором качаются саженные цветы и горящим самоцветом просвечивает радуга..."
Маяковский покончил самоубийством.
Мейерхольд был расстрелян.
Малевич умер в безвестности и нищете.
Прискакали. Гляжу: предо мною не райское что-то —
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди пустыря возвышались литые ворота,
И огромный этап у ворот на коленях сидел.
Блаженная страна, Макария осталась лишь в пословице: "Куда Макар телят не гонял", напоминающей о "местах, не столь отдаленных".
* * *
Реализовать утопию не удалось. К сожалению, вместе с разочарованием в возможности абсолютной победы добра мы поставили под сомнение и само понятие добра.
Те "ценности", которые нам предлагают сегодня, не могут быть восприняты никаким, даже самым "утопическим" народом.
|