Polit.LV

Статья, написанная одним из теоретиков марксизма Г.В.Плехановым в начале XX века, актуальна сегодня.

Особенно она полезна "левацки" настроенным организаторам протестных акций школьников, которые думают, что преодолеть несправедливость в отношении одной части населения страны можно легко, "одним махом". При этом "новые" анархисты не учитывают, что такое "преодоление" неминуемо заденет интересы другой части населения. Мало того, уже не раз в "речах" горе-борцов, среди которых есть и высоко оценивающие себя публицисты, журналисты и пр., встречаются суждения, затрагивающие национальные чувства представителей т.н. титульной (для Латвии) нации.

Призывы к юридическому оформлению двухобщинности в стране - просто тупиковый путь с возможными трагическими последствиями для всего населения республики! Примеров тому в мире, к великому сожалению, предостаточно.

Господа, пытающиеся учить других! Прежде всего, вам самим просто необходимо учиться политграмоте! Хотя бы попытайтесь критически осмыслить и систематизировать те знания, которые у васвсе-таки есть! Особенно это важно в существующем сложном и противоречивом правовом поле современной Латвии.

В.Разумов

БУРЖУАЗИЯ, АНАРХИЗМ, СОЦИАЛИЗМ

«Отец анархии», «бессмертный» Прудон, горько смеется над теми людьми, для которых революция сводится к насильственным действиям, обмену ударами и к пролитию крови. Потомки «отца», современные анархисты, понимают революцию исключительно в этом ребячески зверском смысле. Все, что не насилие, - измена делу, нечистоплотный компромисс с «властью».

Буржуазия, с своей стороны, в смущении не знает, что предпринять против анархистов. На почве теорий она по отношению к анархистам совершенно бессильна. Анархисты - ее же собственные дети-баловни. Это ведь она первая пропагандировала теорию «laisser passer», проповедывала необузданный индивидуализм. Ее самый значительный современный философ Герберт Спенсер - только консервативный анархист. «Товарищи» - это деятельные и бойкие люди, доводящие до крайности буржуазную логику.
Судьи буржуазной республики присудили Грава к тюремному заключению, а книгу его «La societe mourante et l'anarchie» («Умирающее общество и анархия») - к уничтожению. А буржуазные писатели объявили это жалкое произведение глубоким творением и автора - редким умом! Буржуазия не только не владеет никаким теоретическим оружием для победы над анархистами, она видит свою собственную молодежь, очарованную этой доктриной. В этом пресыщенном, до мозга костей испорченном обществе, где давным давно умерла всякая вера, где все искренние кажутся смешными; в этом мире, где изнывают от скуки, где, испробовав все наслаждения, не знают больше, какой фантазией, каким распутством доставить себе новые ощущения, - находится много людей, благосклонно внимающих песням анархистской сирены. Среди «товарищей» в Париже имеется не мало элегантных людей «comme it faut», которые, по выражению французского писателя Рауля Алье, не могут обойтись без лакированных ботинок, и которые, идя на собрание, всегда украшают петличку сюртука цветков. Писатели и художник» упадка, «декаденства», начинают исповедывать анархизм и проповедуют его теорию в журналах, вроде «Le Mercure de France», «La. Plume» и т. п. Это вполне понятно. Было бы чрезвычайно странно, если бы анархизм - эта насквозь буржуазная доктрина - не нашел приверженцев среди французской буржуазии, самой пресыщенной изо всех буржуазий.
Овладевая анархистской доктриной, упадочные писатели конца века придают ей характер буржуазного индивидуализма. Если Кропоткин и Реклю ратуют во имя рабочего, притесняемого капиталистом, «La Plume» и «Le Mercure de France» делают это во имя «индивидуума», стремящегося освободиться от всех оков общества, чтобы, наконец, делать все, что ему «угодно». Анархизм, таким образом, снова возвращается к своему исходному пункту. Штирнер говорил: «Для меня нет ничего выше меня». Лоран Тальад говорит: «Какое цело до гибели неопределенных народных масс, если этим усиливается индивидуум?»
Буржуазия не знает больше, куда склонить голову. «Я, который так боролся за позитивизм, - вздыхает Золя, - чувствую, что после тридцатилетней борьбы мои убеждения колеблются. Религиозная вера препятствовала распространению подобных теорий, но разве она теперь почти не исчезла? Кто нам даст новый идеал?»
Ах, господа, нет идеалов для блуждающих мертвецов, как вы! Вы сделаете всевозможные попытки, вы станете буддистами, друидами, халдейскими «сарсами», каббалистами, магами, изистами или анархистами - всем, чем придется, - и вы все-таки останетесь тем же, что теперь, существами без убеждения и закона, опустошенными историей мешками. Идеал буржуазии канул в вечность.
Нам же, социал-демократам, нечего опасаться анархистской пропаганды. Анархизм, дитя буржуазии, никогда не будет иметь серьезного влияния на пролетариат. Если среди анархистов и находятся рабочие, искренно жаждущие блага своего класса и готовые для него пожертвовать всем, - то они лишь по недоразумению очутились в этом лагере. Борьба за освобождение пролетариата знакома им только в той форме, какую хотят придать ей анархисты. Когда они просветятся) они перейдут к нам.
Вот пример. На лионском анархистском процессе в 1883 г. рабочий Дегранж рассказал, как он стал анархистом: он принимал участие в политическом движении и даже был избран в муниципальные советники в Виллефранше в ноябре 1879 г.
«Когда в сентябре 1881 года в Виллефранше началась стачка красильщиков, я был назначен секретарем исполнительной комиссии, и во время этого достопамятного события... я убедился в необходимости подавления власти, потому что, кто говорит масть, тот говорит деспотизм.
Что делали во время этой стачки префектурные и коммунальные власти для разрешения спора, когда хозяева отказались войти в переговоры с рабочими? Пятьдесят жандармов получили приказание разрубить узел саблей. Вот мирные средства, применяемые правительствами. Последствием этой стачки было то, что некоторые рабочие, в том числе и я, поняли необходимость серьезно взяться за изучение экономических вопросов; мы решили поэтому собираться по вечерам для совместных занятий». Незачем добавлять, что группа стала анархистской. Так постоянно и происходит. Деятельный и интеллигентный рабочий поддерживает программу какой-нибудь буржуазной партии. Буржуа говорят о благе трудящегося народа, но при первом представившемся случае изменяют ему. Рабочий, доверявший искренности этих господ, возмущен, он хочет расстаться с ними и принимает решение серьезно изучать «экономические вопросы». Является анархист и, ссылаясь на измену буржуазии и на шашки полицейских, начинает уверять, что политическая борьба не что иное, как буржуазное вранье, и что для освобождения рабочих необходимо отказаться от нее и поставить себе целью разрушение государства. Рабочий, еще только желавший «изучать» эти вещи, приходит к заключению, что «товарищ» прав, и становится, таким образом, убежденным и преданным анархистом. Что случилось бы, если бы он простер немного дальше изучение социальных наук? Что случилось бы, если бы он продолжал его и понял, что «товарищ» - только самоуверенный невежда, говорящий на ветер, что «идеал» анархиста несостоятелен, что кроме буржуазной политики - и как противоположность ее - существует политика пролетариата, которая положит конец капиталистическому обществу? Он стал бы социал-демократом.
Поэтому, чем больше распространяются наши идеи в рабочем классе - а они в рядах рабочих распространяются все более и более, - тем все менее склонны пролетарии следовать за такими «товарищами». Анархизм - мы не говорим об «ученых» акробатах - будет все более и более превращаться в буржуазный спорт, предназначенный доставлять «сильные ощущения» индивидуумам, слишком много вкусившим от светских и полусветских удовольствий.
И когда пролетариат станет господином положения, достаточно ему будет нахмурить брови, чтобы заставить замолчать всех «товарищей», даже самых «красивых». Ему достаточно будет дунуть, - и анархистская пыль исчезнет.

Читайте еще по теме

	Комментарии

	Имя	E-mail